– Боря, ну объясни ты, блин, этому козлу, чтоб по-человечески их сварили, в воде! Что за изврат – раки в гриле! Ипива пускай подадут нормального, чешского, а не этой мочи штатовской!
За столиком пустого в этот час ресторанчика – трое: сухощавый брюнет с мужественным медальным профилем, охрененных размеров «пельмешек» кил эдак на сто с гаком (но не жирный, а именно здоровенный) и пожилой, совершенно седой мужик с несколько асимметричным, явно «собранным из кусков» лицом, рассеяно изучающий местную газету. «Пельмешек» тычет сосискообразным пальцем в блюдо с креветками-гриль, адресуясь к совершенно обалделому мулату-ресторатору:
– Берешь… Ну, тэйк! Уотер, солт, энд… как же, блин, лаврушка-то будет?
– «Bay leaf», – роняет со своего места медальнопрофильный, которого явно забавляет лингвистический квест «пельмешка». – Помнишь, Ванюша, бейлифа Ноттингемского?
Седоголовый же со вздохом опускает газету и принимается лично инструктировать чуть воспрянувшего духом мулата на каком-то явно неанглийском наречии. Наконец ресторатор исчезает с глаз долой вместе со своим злосчастным грилем, а седоголовый укоризненно оборачивается к «пельмешку»:
– Знаешь, Ванюша, чего он сейчас думает? «Воистину, причуды этих НОВЫХ РУССКИХ не знают границ! Раки – в кипятке, придет же в голову такая дурь!» И не лень тебе скандалить – в такую жару…
– Нич-чё!.. Знай наших! – и «пельмешек» воинственно водружает на стол пару своих гиреобразных кулачищ. – А вы по-каковски это с ним, товарищ подполковник?
– По-креольски.
– Ну, блин, круто!.. Не, а есть – для примера – хоть чего-то, чему б вас в Аквариуме не обучали?
– Креольскому – как раз не в Аквариуме…
И тут в разговоре возникает пауза, поскольку к столику их подходит без приглашения давешний парень. Он уже более или менее взял себя в руки, а в глазах его явственно разгораются огоньки безумной надежды:
– Извините, вы – не из России?
Троица некоторое время разглядывает надоеду, однако кончается тем, что медальнопрофильный роняет-таки, хоть и с вполне зимними интонациями:
– Допустим. В чем проблема?
– Не посоветуете часом – где тут можно оружие достать? Пистолет, а лучше автомат. Плачу любые деньги, – и с этими словами парень выкладывает на стол извлеченную из нагрудного кармана кредитную карточку – так, наверно, и смотрелась золотая пайцза Чингисхановых нойонов…
Немая сцена.
«Пельмешек»-Ванюша возводит очи горе:
– Не, блин, ты только глянь… и сюда за нами увязались!.. Слышь, Борь – следующий раз в Антарктиду поедем оттягиваться, может, хоть там не достанут…
Седоголовый подполковник непроницаемо молчит, разглядывая свои ногти. А вот медальнопрофильный берет карточку и, повертев ее в пальцах, внезапно интересуется:
– Любые деньги – это, по твоим представлениям, сколько?
– Ну… Тысяч тридцать-то снять можно…
– Тридцать тонн – это, извини, пыль, а не деньги, – с этими словами он щелчком отправляет карточку по скатерти обратно в сторону парня. – Да и потом – на хрена тебе оружие? Застрелиться? Ты ж, небось, и в руках-то его не держал – кроме как на институтских сборах? Да ты присаживайся, в ногах правды нет…
– Благодарю вас… А держал-не держал – это уже без разницы. Мне жену спасать надо…
– От кого спасать-то? – хмыкает Ванюша. – От хахаля, что ль, какого здешнего, сливочно-шоколадного?
– Нет, – парень сидит, стиснув кулаки, бледный аж в зелень: он вдруг с нездешней ясностью уразумел, что этот его шанс – первый, и он же последний. – Ее увезли люди здешнего наркобарона. Местные зовут его Драконом: он иногда убивает девушек, просто для удовольствия… Думаете – я псих?
– Думаю, нет: психов с золотыми карточками мне как-то встречать не доводилось… – раздумчиво отвечает медальнопрофильный (он в группе, похоже, за главного) и, прищурясь, вглядывается в даль, туда, где на горе расположилось логово Дракона. – И потом – я ведь как Дон Корлеоне: не одобряю наркотиков; надо блюсти имидж…
– Да ты чё, Боря? – физиономия «пельмешка» начинает отчетливо вытягиваться. – Ты в натуре, что ль, собрался лезть в эту кашу?
При этих словах седоголовый подполковник складывает газету и сухо сообщает:
– Мы, собственно, в нее уже влезли – по самое «не балуйся». Товьсь! – а затем добавляет, обратясь уже персонально к парню – небрежно, будто речь идет о видах на завтрашний футбольный счет: – Если, неровен час, начнется стрельба – сразу падай на пол, ясно?
Перед ресторанчиком останавливается, скрипнув тормозами, джип-чероки и из него вываливаются тонтон-макуты, в количестве четырех штук. Конкассёра, однако, среди них не видать.
Повтор первой сцены: тонтон-макуты у столика, значок с летучей мышью:
– Секретная полиция! Вы арестованы по подозрению в причастности к международному терроризму и контрабанде наркотиков.
Седоголовый ухмыляется – одним лишь уголком рта:
– Не гони, парень! На вашем идиллическом островке сроду не бывало ни секретной полиции, ни эскадронов смерти…
– Сопротивление закону! – тонтон-макуты картинным жестом откидывают полы пиджаков… В тот же миг Ванюша восстает из-за столика, и двое негров разлетаются по сторонам, опрокидывая стулья; один из них въезжает башкой в стойку, да так и остается лежать.
Третий – весьма приличного уровня каратист – обрушивает на нашего «пельмешка» каскад ударов, работая в основном ногами в высоких прыжках. Строго говоря, это никакое не каратэ, а капоэйра – боевое искусство, которое некогда втайне выковали и отшлифовали на бразильских плантациях чернокожие невольники, маскируя его для глупых надсмотрщиков под акробатический танец. Не по-человечески пластичный и стремительный, тонтон-макут вьется вокруг неуклюже-громоздкого, явно никогда прежде не сталкивавшегося с этой удивительной техникой «пельмешка»: из наклонной «четвероногой» стойки – в сальто, из сальто – на шпагат, отбив от пола – и вновь сокрушительный дуговой удар ногой с совершенно немыслимого угла… А потом весь этот балет вдруг разом кончается, будто кто ткнул в клавишу «Stop»: Ванюша, чей удар никто и разглядеть-то толком не сумел, остается на татами в одиночестве: